Творчество Олжаса Сулейменова и таджикское национальное самосознание.

Творчество Олжаса Сулейменова и таджикское национальное самосознание

Уважаемый Председатель,

Глубокоуважаемый Олжас Омарович,

Уважаемые участники Конференции,

Дорогие гости,

Позвольте мне, прежде чем говорить о творчестве Олжаса Сулейманова и его влиянии на национальное самосознание таджиков, сказать следующее: таджики, как об этом говорил сам Олжас Омарович, избалованы великой поэзией, не каждого, кто пишет стихи или прозу, называют поэтом. Редко кого из зарубежных поэтов признают в Таджикистане как поэта. Но Олжаса Сулейменова безоговорочно признают как великого поэта. Для подтверждения своих слов хочу привести один факт: более 20 известных таджикских поэтов посвятили свои стихи Олжасу Омаровичу Сулейменову. Такое уважение в Таджикистане из казахских писателей только было к незабвенному Мухтару Омархановичу Ауэзову.

Я долго думал об этом феномене и пришел к выводу, что творчество Олжаса Сулейменова, вобрав в себя лучшие черты казахского народа, стало общечеловеческим.

Дорогие коллеги,

Во второй половине 50-х и начало 60-х годов ХХ века, с приходом плеяды молодых и талантливых поэтов, как Мумин Каноат, Убайд Раджаб, Кутби Киром, Мастон Шерали, Лоик Шерали и Бозор Собир, в современной таджикской поэзии произошли качественные и целостные изменения. До этого, почти всё, что происходило в таджикской поэзии, носило количественный и частный характер.

Одним из важных изменений, которые были внесены ими в современную таджикскую поэзию, было то, что они впервые начали говорить о таджикском национальном самосознании. Именно благодаря им, такие исторические имена и названия, как Заратустра, «Авеста», Деваштич, Бухара, Самарканд, Балх, Согд, Зеравшан, язык дари-фарси, Рудаки, Фирдавси, Сино, Мавлави, «Шахнаме», Рустам, Сухроб, Рахш, Тахмина, Айни, Турсунзаде, Гафуров и другие, превращались в поэтические образы, которые стали еще более близкими и дорогими каждому патриоту.

Творчество вышеназванных поэтов стало основным фактором углубления исторического сознания и формирования национального самосознания в современном таджикском обществе. О чем свидетельствуют стихи Мумина Каноата «Любителям таджикского языка», «Лебединая песня» и «Ширазские мотивы» (цикл стихов), Лоика Шерали «Династия Саманидов», «История свидетельствует», «Арабом называют Сина некие группы», «По мотивам «Шахнаме» (цикл стихов), «Жертвенные книги», «Айни» и «После тысячи лет», Бозора Собира «Материнский язык», «Бухара», «Ахмад Дониш» и «Нож Сина», Убайда Раджаба «Покуда существует мир, существует и человечество» и т.д.

Анализ творчества таджикских поэтов-«шестидесятников», ещё раз подтверждает ту аксиому, что таджики и их предки, в социально-политические поворотные моменты своей истории, каждый раз, обращались к своему прошлому, и каждый раз, решали свои нынешние проблемы. И совершенно прав, наш уважаемый юбиляр – Олжас Омарович Сулейменов, когда говорит, что «любое возрождение начинается с повышенного интереса к истории» (Олжас Сулейменов. Но людам я не лгал…, Алматы, 2011, с. 49).

Так было обращение Рузбеха пури Додбеха (больше известного как Ибн Мукаффа) в VIII веке, после падения династии Сасанидов, Абулькасима Фирдавси в Х веке, после крушения династии Тахиридов и Саффоридов и нашествия арабов, Абдурахмана Джами и представителей гератской литературной школы в ХV в. после нашествия моголов, Ахмада Дониша и таджикских просветителей и джадидов после завоевания Россией Среднюю Азию, Садриддина Айни в 20-30-ые годы ХХ столетия после появления пантуркизма и панузбекизма, а также после нападения гитлеровского фашизма в 40-ые годы.

Обращение таджикских поэтов «шестидесятников» к далекой и близкой истории своего народа, коренным образом отличается от обращений своих литературных предшественников. Делают они это, в отличие от своих предшественников, не ради возрождения и продолжения культурных, моральных, политических и социальных традиций прошлых эпох, не ради призыва защитить свою родину и народ от чужеземцев, и не ради создания программ вывода страны из кризиса, а с целью постижения своих национальных истоков, чтобы найти ответы на вопросы «Кто такие таджики?», «Откуда происходят, куда идут?», другими словами, ради своего национального самопознания. И это была реакция на политику непризнания национальных историй, традиций и культуры советской системы.

Усиление чувства национального самопознания и развитие национального сознания в таджикском обществе, в том числе усиление тенденции возврата к истокам в языке, поэзии, музыке, искусстве, философии и науке, приложение усилий в деле по приданию таджикскому языку статуса государственного языка, принятие «Закона о языке», появление на политической арене национальных сил и их борьба за приобретение политической самостоятельности и государственного суверенитета - являются непосредственными результатами тех процессов, которые были начаты таджикскими поэтами «шестидесятниками» в 50-ые, 60-ые и 70-ые годы прошлого столетия.

Творчество таджикских поэтов «шестидесятников» было тесно связано с творчеством литераторов того периода из других республик бывшего Советского Союза, таких как Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский, Роберт Рождественский, Олжас Сулейменов, Валентин Распутин, Нодар Думбадзе, Грант Матевосян и т.д., что было естественным и предсказуемым! Так как, все они были «продуктами» той эпохи, которая берет своё начала со времен «хрущевской оттепели».

Схожие социально-политические условия, в котором они росли и творили, а также, совпадение содержания художественно-эстетических исканий «шестидесятников» стали причиной общности их творчества. В результате чего, между ними сложились тесные творческие и человеческие узы дружбы. Не случайно, что они переводили и пропагандировали труды друг друга.

Таджикские поэты «шестидесятники» и их последователи обращали особое внимание на литературно-научное творчество самого известного из современных поэтов Казахстана - Олжаса Сулейменова. Они с нетерпением и жаждой ожидали все, что выходило из-под его пера. Я прекрасно помню, как мы, молодые почитатели его таланта, искали и находили все, что было связано с его именем. Особенно, когда была издана его знаменитая книга «Аз и Я» в 1975 году, сразу же начались бурные и пристрастные обсуждения в московских академических научных кругах. Как известно, было организованно специальное заседание АН Советского Союза, в котором приняли участие 47 признанных советским режимом академиков, член-корреспондентов, а также докторов наук по лингвистике и истории, в числе которых, был виднейший специалист по «Слову о полку Игореве» академик Д.С. Лихачев. Судя по опубликованным отчетам этого обсуждения, в журналах «Вопросы языкознания» (1976, №9), «Вопросы истории» (1976, №9) и статьях того же Д.С. Лихачева «Гипотезы и фантазии в истолковании «Слово о полку Игореве» (ж. «Звезда», 1976, №6) и «Догадки и фантазии в истолковании текста «Слово о полку Игореве» (Заблуждение О. Сулейменова) (Д.С. Лихачев. «Слово» и культура», 1976), а также статья Л.А. Дмитриева и О.В. Творогова «Слово о полку Игореве» в интерпретации О. Сулейменова (ж. «Русская литература», 1976, №1) и другие уважаемые академики, в духе того времени, обвиняли автора, прежде всего в национализме и пантюркизме. Более того, академик Б.А. Рыбаков открытым текстом оповестил всех присутствующих о том, что «в Алма-Ате вышла яростная антирусская книга – «Аз и Я».

Нам, молодым ученым и литераторам, которым до этого обсуждения, посчастливилось ознакомиться с одним из экземпляров книги Олжаса Сулейменова «Аз и Я», привезенной кем-то из Алма-Аты и передаваемой из рук в руки, было странно и непонятно, почему эта книга стала предметом столь яростной атаки академических кругов. Тем более, что мы с большим уважением относились к Д.С. Лихачеву и его работам по древнерусской литературе, и не могли ожидать, что именно он вступит против книги, в которой автор вносит ясность в существующие «темные» и «невразумительные» места в «Слово о полку Игореве» на основе многолетнего и тщательного изучения сотен древнерусских источников. Хотя мы допускали, что автор, будучи поэтом и, с его слов, из числа неординарных «дилетантов» в науке, мог совершить и наверняка допустил научные ошибки в своих рассуждениях о таком сложном и уникальном тексте, как «Слово о полку Игореве».

Но с учетом того, что в те годы, и у нас в Таджикистане, также порой звучали аналогичные обвинения в отношение отдельных стихотворений наших талантливых поэтов Лоика Шерали и Бозора Собира, известного романа Джумы Одины «Бег времени», а также в отношение работ известного таджикского литературоведа профессора Холика Мирзозода о литературе 20-30-ых годов и ее отдельных представителях и кандидатской диссертации академика Мухаммадджона Шакури о жизни и творчестве поэта-просветителя начала ХХ века Саида Ахмадходжа Аджзи (1948) и т. д.

То основная причина подобной реакции, со стороны руководителей официальных структур советской власти и их литературных и научных наместников в центре и на местах, на то или иное явление в литературе и науке заключалась в том, что оно не соответствовало известным политическим установкам и особенно идущим в разрез с интересами «старшего брата», настоящего хозяина страны. Тем более, если национальные авторы, в данном случае, как Олжас Сулейменов, затрагивали темы являющихся «священными» для славянских народов. Автор книги «Аз и Я», как известно, попытался доказать, что «Слово о полку Игореве» было написано для двуязычного читателя двуязычным автором» (О. Сулейменов. Я людям не лгал…-Алматы, 2011, с.341). И что в этом, по его словам, «великом произведении, гордость славянской литературы» присутствует тюркский элемент, в том числе так называемые «невидимые тюркизмы» (Там же).

Нам особенно импонировало то, что известный, на тот момент, молодой казахский поэт - Олжас Сулейменов не робел перед маститыми академиками и ведущими специалистами-славистами, а напротив, довольно смело, настойчиво и убедительно отстаивал свои взгляды и идеи, высказанные им в «Глиняной книге» (1969) и «Аз и Я» (1975) в спорах с Д.С. Лихачевым, Б.А. Рыбаковым, Л.А. Дмитриевым, О.В. Твороговыми другими маститыми «слововедами».

Именно неслыханная до тех пор смелость и небывалая твердость Олжаса Сулейменова, в отстаивании национальных интересов своего народа, его культуры, истории, авторитета и определение достойного места в истории человечества, а также призыв к уважительному отношению к своему народу, больше всего вдохновляла таджикских литераторов и ученных, став важным фактором углубления национального самосознания и исторического сознания нашего народа. Данное явление оправдывает надежды автора «Аз и Я» о том, что опубликованные им работы, в 60-х и 70-х годах, по истории казахского народа «воспитывали историческое сознание не только казахов» (О. Сулейменов. Но людям я не лгал…-Алматы, 2011, с.235).

Таджикские поэты и писатели, после того как ознакомились с поэтическим и научным творчеством Олжаса Сулейменова, по их признанию, стали смелее и тверже высказываться о своей древней истории, языке, литературе и культуре. И, естественно, что автор произведений «Аз и Я», «Глиняная книга», «Земля, поклонись человеку!» и другие, стал одним из любимых поэтов в Таджикистане. Известный современный таджикский поэт Мумин Каноат, который является близким другом Олжаса Сулейменова, свидетельствует, что «в 1963 году в Таджикистане проходили«Дни казахской литературы», куда наряду с уважаемыми аксакалами к нам приехал и Олжас Сулейменов…На первом же творческом вечере, он покорил сердца и удивил умы участников торжества. У нас, к тому времени, никто из поэтов не мог так красиво, энергично и мастерски декламировать свои стихи. Пожалуй, только Махмуд Вахидов, наш актер, так же великолепно исполнял четверостишия Омара Хайяма. «Земля, поклонись человеку» - так называлась поэма Олжаса. В те же дни, все дети нашей земли поклонились Олжасу и стали поклонниками его щедрого таланта и светлого ума». Здесь уместно напомнить, что таджики избалованной великой поэзии, не каждого признают как поэта.

В Таджикистане хорошо знают и уважают Олжаса Сулейменова, как талантливого поэта, непревзойденного и тонкого исследователя, известного дипломата, общественно-политического деятеля, как истинного друга таджикского народа и ценителя персидско-таджикской литературы. Многочисленные стихи и поэмы Олжаса Сулейманова переведены на таджикский язык. Поэма «Земля, поклонись человеку!» переведена дважды, известными поэтами Убайдом Раджабом и Низомом Касымом.

Известный таджикский литературный критик и крупный казахский литературовед-иранист профессор Сафар Абдулло, внес большой вклад в деле изучения и издания творчества своего великого устода (учителя) и друга. Его книги и статьи о творчестве Олжаса Сулейменова широко известны в Таджикистане.

Народный поэт Таджикистана, автор нового национального гимна Гулназар, который является почитателем творчества Олжаса Сулейменова, 7 апреля 2016 года, на страницах литературной газеты «Адабиёт ва санъат» опубликовал свои интересные воспоминания о встрече с Олжасом Сулейменовым в городе Алма-Ата в 1968 году, где проходил фестиваль молодых поэтов Советского Союза. Гулназар вспоминает, что Олжас Сулейменов, будучи тогда известным советским поэтом, обращаясь к своим молодым таджикским коллегам, сказал: «Слово как молодой скакун. Его надо обуздать и сесть, в противном случае, он сбросит вас на полпути». Это мудрое высказывание маститого поэта, послужили поводом в написании стихотворения под названием «Конь и поэзия», где в том числе, есть следующие строки:

Мо саворем,

Аспҳо пай мезананд

Чун насиме аз миёни даштҳо.

Аспи ту ром аст, осон медавад,

Аспи ман шӯх аст, мушкил меравад.

Дашт бопаҳно чу домони сухан,

Роҳ беохир чу умри шоирон…

Аспи роми ту куҷоҳо рафт, рафт,

Аспи шӯхи ман куҷоҳо монд, монд.

Дословный перевод с таджикского:

Мы в седле,

Кони скачут

Как утренний ветерок среди полей.

Твой конь обуздан, скачет легко,

Мой конь непослушный, с трудом бежит.

Степь бескрайна, как простор поэзии,

Дорога бесконечна, как жизнь поэта…

Твой послушный конь скачет далеко, далеко,

Мой непослушный конь остался позади, далеко.

Я искренне желаю, что конь жизни нашего дорогого юбиляра Олжаса Омаровича еще долго и долго скачал на просторах нашей планеты.

Благодарю за внимание!